— Специально нарываешься? Первый раз был ошибкой, уже объяснила твоей подруге. Ответ на твой вопрос: да. Ради даже призрачного шанса оказаться рядом с подобным, поверь, масса народу готова пойти и не на такое. В моём случае даже закон нарушать не требуется — вот и хочу в этом убедиться. Для чего нужна твоя запись, которую юристы будут анализировать исключительно на предмет состава преступления. Дошло?

— Есть один нюанс. Тика — не единственный собственник. Мы с тобой здесь и оказались в такой ситуации именно потому, что этих долбаных собственников двое.

— А без разницы, — отмахивается японка. — Ты же понимаешь, что если б эти трое грохнули тебя пять минут назад, я бы сейчас точно так же договаривалась с ними? — Сата говорит это абсолютно спокойно, буднично, без эмоций и не пытаясь мне ничего доказать.

Уведомляет, ни больше ни меньше.

— Э-э-э?

— Мартинес права, ты тормоз. Виктор, мне было бы очень жаль тебя в глубине души — ты в принципе нормальный парень! Уже молчу, что ты — нормальный парень Мартинес, — она делает ударение на последнем слове и со значением двигает бровью. — Но несмотря на всю мою жалость и симпатию, речь идёт о том, что когда-нибудь мои родители могут получить возможность жить вечно. И я вместе с ними. Дедушка тоже. Пока Тика и Хадзимэ Хамасаки делят свою фамилию и совместно нажитое имущество, я бы без зазрения использовала абсолютно любую возможность примазаться к кому угодно из них двоих.

— Хренасе.

— Что, слишком откровенно для тебя? Привыкай к взрослой жизни, малыш… Если бы победил не ты — значит, я бы в данную минуту шантажировала этих троих, — кивок за спину. — Мне уже неудобно говорить, чтобы ты набрал свою Мартинес третий раз. Повторяю перед этим персонально для тебя, можешь потом перепроверить у неё, когда ещё раз сейчас перезванивать будешь.

— Говори.

— То, что я сейчас рядом с тобой и выступлю за тебя, это случайность. На твоём месте, вернее, на месте человека Тики Хамасаки, мог бы оказаться человек Хадзимэ. Тогда я бы договаривалась с ним, не с тобой. Не делаю из этого секрета.

— Но…?

— Но лично для тебя и для твоей опекунши всё это абсолютно неважно. Важно другое: Тераяма не меняют сторону, поддержав кого-то в конфликте изначально. Никогда.

— Ух ты.

— А почему, думаешь, вот уже почти полвека главный военный прокурор не меняется?! Бл*, как же тяжело с тормозами…

— Твой дед же только зам? Главный прокурор как раз меняется, нет?

— Бля… Тебе знакомо понятие свадебного генерала?

— Да.

— Главный прокурор — это вывеска. Надувной шарик, символ, фасад. Визитная карточка. Не двигатель. — Судя по мимике, она очень старательно сдерживается, чтобы не сказать чего-нибудь ещё.

— Намекаешь, что работу делает не он?

— Не намекаю, прямо говорю! Это, кстати, вообще не секрет, залезь хоть однажды в жизни куда угодно, кроме своих сайтов с порнухой!

— Так и подмывает сейчас тебе сказать, что я на такие сайты никогда не хожу.

— Я верю-верю, — глумливо ухмыляется одноглазая. — Все пацаны в этом возрасте ходят. Ладно, неважно… В общем, политику заведения, даже политики, — она откашливается и продолжает, — и определяет, и исполняет не сменный раз в два года клоун, известный тебе под титулом главного военного прокурора.

— А кто?

— Я думала, ты это уже сообразил. Тот, с кем те самые полтора десятка клоунов последние треть века старались не ссориться, хотя и сидели формально на одну ступеньку выше.

— Хорошо. Отправляй запись куда надо.

— Да не вибрируй ты так. Дед сейчас в своём внутреннем чате подвесит это, как новый кейс, и спросит, кто может помочь. Исключительно закрытый чат министерства юстиции, только для своих. И лейтенантов с майорами там нет, можешь не париться.

— ??? — у меня даже слов не находится, лишь мимика.

— Полиция приедет только на оформление, у них полномочий даже меньше чем у тебя, если разобраться. Ты просто в юриспруденции не шаришь.

Продолжаю молчать: пусть говорит дальше.

На самом деле я уже давно и лихорадочно по четвёртому разу обращаюсь к памяти Вити Седькова, и именно на стыке корпоративного и уголовного права. Слова Тераяма-младшей на удивление ничему из базы предшественника не противоречат, хотя нюансов вагон.

— Я думаю, что тебя вообще объединят с нападением на доктора, — всё тем же спокойным голосом пожилого лектора продолжает старшеклассница первого лицея.

Её взгляд размазывается, как будто она говорит сразу с несколькими абонентами:

— Тика с моей мамой сейчас на связи… Иск сейчас подаст, из офиса дедушки советуют. Хронология тоже имеет значение… Нападение на врача на рабочем месте, во время исполнения прямых профессиональных функций… — Сата явно озвучивает что-то, идущее по каналу связи от других.

— Фигасе. Даже не знаю, что сказать. Спасибо, наверное, чё.

— Оставь себе своё спасибо. Это не вопрос помощи.

— В смысле?

— В капсуле во время нападения на доктора лежала я. Долбаные хатикю-сан вообще нюх потеряли. Всё должно иметь свои границы, эти границы сейчас будут восстанавливать. По крайней мере, попытаются.

— Мне что, повезло дважды?

— Можно и так сказать. Достаточно резонансный эпизод сам по себе; а то, что в роли пострадавшей — внучка самого старого практикующего юриста государства, чистое совпадение.

Именно последний аргумент меня полностью и убеждает.

Ничего личного, голая прагматика и совпадение. Лишь бы ПОТОМ по факту моей записи никто вопросов не задавал.

С другой стороны, особо и выбирать не приходится: от добра добра не ищут.

— Эй, Седьков.

— Да?

— Не пыхти. Не от дедушки, лично от меня: максимум на условный выйдешь. И то, самый худший, практически невозможный сценарий. Взрослые сейчас обсуждают…

— Да я вообще не парюсь. — В следующее мгновение почему-то пробивает на откровенность. — В той же школе жизнь временами такая, что шахтёрская планета вряд ли хуже.

— Ну тем более. Когда акулы делят будущее, сардинам типа тебя переживать не стоит. А сейчас делят именно его.

***

Интерлюдия

Глава 9

Полиции до сих пор нет — такое впечатление, что ничего никому не нужно. Из персонала клиники к нам тоже никто не заходит.

Тераяма развила бурную деятельность и с кем-то очень интенсивно общается сразу по нескольким каналам.

Я время от времени пинаю начинающую шевелиться пару — исключительно в качестве напоминания, что их действия контролируются.

Одноглазая, беззвучно жестикулируя, на каком-то этапе уверенно направляется к двери и, разблокировав её, оставляет меня одного.

Как по заказу, примерно в этот момент на мой допотопный телефон приходит видеовызов (да, за этот очень ограниченный период я уже успел оценить все плюсы коммуникации через интерфейс).

— Нам нужно поговорить. — Далёким от дружелюбия голосом сообщает соткавшееся в воздухе лицо родителя Миру.

— Слушаю. — Не то чтобы я очень хотел его лицезреть, но терять в результате этой беседы мне нечего, а приобрести могу.

Теоретически. Хотя бы и ту же информацию.

— Я тебя недооценил. Каким образом ты справился с тремя взрослыми противниками?

— Я даже не знаю, что сейчас ответить. В голову ничего искромётного не приходит.

— Отвечай. — Хамасаки-муж говорит таким тоном, как будто я ему успел здорово задолжать.

— Сегодня уже цитировал классика другому человеку, повторюсь и вам. "Ты же мне не благодетель, а злейший враг. С чего мне вообще тебе отвечать?".

— В принципе, логике не противоречит, — холодно кивает японец словно бы сам себе. — Если ты ухитрился разобраться с этими специалистами, то можешь думать, что какое-то количество угроз временно снял… Кстати, замечу вскользь и по ходу действия. Ты же понимаешь, что кроме меня сегодня приобрёл ещё троих очень серьёзно настроенных противников?

— В смысле? — до меня не сразу доходит значение этой фразы.