— Да? — тот катался по кабинету в кресле, удерживая на коленях активно вырывающуюся дочь Дальхис.
Последняя не на шутку сражалась, пытаясь избавиться от щекотки подмышками из заведомо более проигрышного положения спиной к парню.
Кажется, понятно, каким образом ему помогла часть эскадрона. Интересно, у них что, такой бардак? Девчонка тоже может приказывать?
— Слушай, а как ты так легко убедил сотрудников самой компании тебе помогать? Они так легко согласились?
Что ни говори, даже точечное отключение конкретных гаджетов либо изменение и приостановка индивидуальных протоколов коррекции — это инженерная задача. Старшеклассник бы тупо не потянул из-за набора знаний, пусть и с полным допуском ко всем трём этажам HamQualCon.
— Так здесь же только дежурная смена, — он наконец отпустил младшую Мартинес, которая мгновенно выскочила из кадра. — Спросил, кто у них старший. Попросил убедиться в моём новом статусе по своим каналам. Показал часть вашей записи, где дед едет на красный свет и утверждает, что так и надо, я сейчас образно. После этого предложил показать мне, что делать — чтобы технически все операции произвести собственноручно, под запись.
— Чтобы вся ответственность была на тебе, — понимающе завершила японка.
— Угу. Ну а чё, это сейчас у нас лес рубят — щепки летят. А вдруг, как оно всё закончится, начнут виноватых искать? Нафига парней подставлять?
— Неожиданно.
— С чего это? — сын Сергея обиделся. — Лично мне этот ваш самый пожилой юрист федерации и так наобещал полный короб удовольствия, причём ни за что. Мне уже терять нечего. А их зачем впутывать?
— Я согласна, что ты поступил разумно и этично! — поторопилась оговориться она. — Просто удивлена подобной предусмотрительности.
— Да я вроде не идиот.
— Виктор, на всякий случай, чтобы в дальнейшем я была готова к подобным сюрпризам. Какой у тебя следующий план, после этого всего? — она неопределённо описала круг указательным пальцем.
— Стратегически — вступать в наследство в разделительных сегментах.
— А здесь? Ты же понимаешь, что тамошние твои решения и планы — не моё, как ты сам говоришь, собачье дело. Там могу только вежливо интересоваться. Но вот в федерации хотелось бы понимать, чего следует ожидать.
— А здесь, к сожалению, сейчас придётся побыть вторым номером.
— Это как?
— От защиты, ход у противоположной стороны. Если мне не изменяют мозги, очень многие сейчас зашевелятся, во всех смыслах. Не буду даже перечислять.
— Это понятно, можно без деталей.
— Ну, сам я никому специально проблем создавать не планирую — кроме тех, кто первым принялся кусать нас за пятки по беспределу.
— Поняла.
— А отвечать будем в зависимости от того, что предпримут "доброжелатели".
— Я знаю, что ты знаешь, но не могу не сказать. Ставлю твой браслет под свой круглосуточный фокус: обо всех новостях буду узнавать вместе с тобой.
— Да без проблем, — легко отмахнулся подросток. — От вас у меня секретов нет.
— Интересно. — Мягко улыбнулась она. — Даже у Миру есть.
— Миру ещё маленькая, — серьёзно выдал Виктор. — И не во всём зрелая эмоционально.
— А ты?
— А я взрослый и умею видеть главное: вы меня искренне любите.
— Кх-гхх!!!
— Ну, точнее сказать, проецируете на меня своё отношение к моему отцу. Хотя в деталях это одно и тоже.
— Не могу удержаться. Что же тогда, по-твоему, любовь?
— Дофига что. В нашем с вами контексте сейчас — искреннее, самоотверженное и бескорыстное желание, чтобы другой человек был счастлив. Плюс готовность жертвовать своими интересами ради этого.
— Бл*, — Тика даже обратилась к лексикону дочери, откидываясь на спинку кресла и забрасывая каблуки на стол. — Херасе.
— Ничосе. Чё это с вами.
— Да так. Можешь считать минутным озарением. Скажем, иногда диагноз со стороны, хотя ты с ним и согласна, выполняет роль обуха по голове. — Она чуть помолчала и повторила. — Хотя ты с ним полностью согласна и где-то в глубине души давно это всё понимала.
— Хотите откровенно?
— Конечно.
— Любовь Тики Хамасаки к Сергею Седькову — несомненно великое чувство и лично я очень завидую, что Сергеем Седьковым так увлеклась подобная женщина. — Он почему-то заговорил о ней в третьем лице. — Но Тика Хамасаки увлеклась. Расслабилась и не хочет собираться. К моему огромному сожалению, это большое и светлое чувство у неё давно вышло за допустимые рамки.
— Херасе.
— Любовь Тики Хамасаки, такая слепая, нелогичная и сметающая все барьеры — это как раз ладно. Вполне по-русски, если говорить об этнопсихологии. Проблема знаете в чём?
Она промолчала.
— Это чувство вышло за, вернее, давно покинуло рамки созидания. Сейчас это большое и светлое чувство для Тики Хамасаки является саморазрушительным. Точка.
Какое-то время они помолчали оба.
— Скажи что-нибудь ещё, — без тени эмоций предложила японка.
— А всё. Нужно просто жить дальше, а вы тупо хороните себя заживо. Можете ответить на один вопрос?
— Смотря на какой.
— Абсолютно безобидный, в рамках приличий, из разряда, какого цвета карандаш у вас в руке.
— Да. Спрашивай.
— М-м-м, технически это будет два вопроса.
— Говори.
— Тика, если бы сейчас была возможность спросить Сергея Седькова с того света, его ответ имел бы для вас значение? Точнее, личное мнение, которое касается вас?
— Да.
Пацан, несмотря на возраст, походя и неожиданно зацепил очень глубоко. Или не походя?
Захотелось сказать столько, что даже зубы заныли.
Короткое "да" на удивление вместило в себя это всё.
— Второй вопрос. — Рыжий как ни в чём ни бывало катался в кресле по комнате. — Если бы сейчас спросили Сергея Седькова, что он выбрал бы, каким бы был его ответ? Выбирать из двух опций: Тика Хамасаки после его смерти справилась с собой и смогла быть счастливой и жить дальше, это раз. Два: Тика Хамасаки не пережила его смерти и очень быстро зачахла. Через весьма непродолжительное время, по меркам нейрокоррекции, её не стало.
В голове возникло странное ощущение, что зашевелилось что-то в середине мозгов. Она изо всех сил бахнула в невидимой части интерфейса по кнопке нейрокоррекции, удерживаясь от любой мимики, и не спеша набрала воздух для ответа:
— Ес…
— А мне отвечать не надо! — сын Сергея неожиданно замахал обеими руками. — Вы себе ответьте на этот вопрос! Впрочем, если хотите, я конечно могу выступить в роли жилетки, но…
Она мгновенно вспыхнула, наливаясь возмущением (и злостью?! Да ну?!).
— Всё, мне пора! — ненатурально заторопился воспитанник, явно уловив всё по её глазам. — Продолжим завтра, у меня ещё куча дел!
Дальше Рыжий самым нахальным образом отключился.
Следующие несколько десятков минут Тика абсолютно неконструктивно вычеркнула из жизни: вначале ревела навзрыд и сморкалась в собственный рукав, потом умывалась, потом выпила литра полтора сладкого эскобаровского органика.
Почти через час Хамасаки-старшая одобрительно кивнула самой себе по поводу того, что всё это время вот уже почти четыре тысячи секунд живёт без нейрокоррекции.
— Спасибо. — Серьёзно сказала японка в пустоте собственному отключенному браслету. — Правда спасибо, — повторила она, глубоко вдыхая и широко расправляя крылья носа.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Глава 16
За Рыжего Айя не переживала — не тот противник, да ещё и на кулаках. Потому продолжила говорить с матерью, правда, с ускорением и через концентратор:
— У тебя получится по нашим каналам провентилировать вопрос с его гражданством теперь?
— Думаю, можешь выдыхать. Оно и само решится, без нас с тобой.
— Да ну нафиг! Скажешь хоп как выскочишь. Мам, ты меня сейчас специально бесишь?
— У тебя истерика задним числом: мозги отключились. Правда не понимаешь?
— Ну давай, успокой меня, о мудрейшая Дальхис. Чего именно я не понимаю?